Заключил лицо твое в ладони и затих.
Струится лунный свет.
Сокровенней и неизреченней
ничего под лунным плачем нет.
Как послушно то, что - тишина,
что почти как вещь держу, но кротче,
вещь, чья суть и от холодной ночи,
и меня, увы, утаена.
Потому, быть может, мы невольно
к островкам ладоней устремили
волны наших душ и радость и бессилье,
но кому они нужны вовне?
Ах, чужому, что мы знать не знали,
ах, иному, что найдем едва ли,
горестям, что нас связали,
ветрам весен, что умчались в дали,
и все позабывшей тишине.
