Бальмонт Константин Дмитриевич

Кто качнет завесу гробовую, Подойдя, раскроет мне глаза? Я не умер. Нет. Я жив. Тоскую. Слушаю, как носится гроза. Закрутилась, дикая, пожаром,

Полночной порою в болотной глуши Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши. О чем они шепчут? О чем говорят? Зачем огоньки между ними горят? Мелькают, мигают — и снова их нет.

Есть в русской природе усталая нежность, Безмолвная боль затаенной печали, Безвыходность горя, безгласность, безбрежность, Холодная высь, уходящие дали. Приди на рассвете на склон косогора, - Над зябкой рекою дымится прохлада,

Ни радости цветистого Каира, Где по ночам напевен муэззин, Ни Ява, где живет среди руин, В Боро-Будур, Светильник Белый мира,

О, жизни волненье! О, свет и любовь! Когда же мы встретимся вновь? Когда я узнаю не сны наяву, А радостный возглас: «Живу!»

Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце И синий кругозор. Я в этот мир пришёл, чтоб видеть Солнце, И выси гор. Я в этот мир пришёл, чтоб видеть море,

Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обгоню. Я колдую. Вихри чую. Грею сбрую я коню. Конь мой спорый. Топи, боры, степи, горы пролетим.

И да, и нет — здесь все мое, Приемлю боль — как благостыню, Благославляю бытие, И если создал я пустыню, Ее величие — мое!

Но если ты снежный И если морозный, — Хотя я и нежный, Все ж буду я грозный. Рожденный от света Не знает врага, Но силой привета Растопит снега.

Я мечтою ловил уходящие тени, Уходящие тени погасавшего дня, Я на башню всходил, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня.