Бальмонт Константин Дмитриевич

Благовещенье и свет, Вербы забелели. Или точно горя нет, Право, в самом деле? Благовестие и смех, Закраснелись почки.

Синеет ширь морская, чернеет Аюдаг. Теснится из-за Моря, растет, густеет мрак. Холодный ветер веет, туманы поднялись, И звезды между тучек чуть видные зажглись. Неслышно Ночь ступает, вступает в этот мир,

Амариллис, бледная Светлана! Как нежданно сердце мне смутили Ласки мимолетного обмана, Чашечки едва раскрытых лилий. О, как сладко светлое незнанье!

Я был желанен ей. Она меня влекла, Испанка стройная с горящими глазами. Далёким заревом жила ночная мгла, Любовь невнятными шептала голосами. Созвучьем слов своих она меня зажгла,

Над пустыней ночною морей альбатрос одинокий, Разрезая ударами крыльев солёный туман, Любовался, как царством своим, этой бездной широкой, И, едва колыхаясь, качался под ним Океан.

Сонет Как ясен август, нежный и спокойный, Сознавший мимолетность красоты. Позолотив древесные листы, Он чувства заключил в порядок стройный.В нем кажется ошибкой полдень знойный,

Тропический цветок, багряно-пышный арум! Твои цветы грозят ликующим пожаром. Твои листы горят, нельзя их позабыть, Как копья, чья судьба — орудьем смерти быть.

Амулеты из агата, И других цветных камней, Ты дала мне в час заката, В час заката красных дней. Я с самим собой прощался, О, Колдунья, и с тобой,

Мы встретились молча. Закат умирал запоздалый. Весь мир был исполнен возникшей для нас тишиной. Две розы раскрылись и вспыхнули грезой усталой, — Одна — озаренная жизнью, с окраскою алой,

Кто качнет завесу гробовую, Подойдя, раскроет мне глаза? Я не умер. Нет. Я жив. Тоскую. Слушаю, как носится гроза. Закрутилась, дикая, пожаром,