1
На языке пускай заемном в мире
осмелюсь ли озвучить сельский лад
названья, чье значенье шире
мучительной идиллии: брат сад.
И в нищенской своей порфире,
попав навеки к слову в плен,
при пошатнувшемся кумире
хранительных поэт взыскует стен.
Мой сад уподобляя лире,
где струны вместо кровеносных вен,
укореняешься в эфире,
и царство пчел не знает перемен.
Звук в этом имени античный,
прозрачному не свойствен тлен;
отчетливый и симметричный
в двоящихся слогах благословен.
2
Какое солнце тянет
наземные веса?
Чей пыл врасплох застанет
иные небеса?
Для тел неосторожных
настала ли пора
союзов невозможных?
Движение - игра
сил противоположных.
Сияет сад с утра,
но и его истома
по-летнему весома
и потому щедра.
3
В твоих ветвях ты, белокурый,
и в кружеве твоих теней,
сад, скрытный свойственник натуры,
земля плавучая видней.
В саду привычное сближенье
начал, хранящих вес и корм,
и нежность: вечное скольженье
неявленных и явных форм.
А в средоточье, где по-птичьи
фонтан щебечет, гений дней,
все сказывается в различье
своих невидимых корней.
4
Разве не обречены
нам раздаривать излишки
эти мудрые детишки,
боги сельской старины?
Ради будничных трудов
вьются пчелки-недотроги;
округлением плодов
заняты малютки-боги.
Наши тени за игрою
здесь и там еще сквозят;
только праздные порою
боги смертному грозят.
5
Воспоминание, сулящее отраду,
в меня вселяешь ты, мой сад;
ты уподобился пасущемуся стаду,
о пастыре напомнить рад.
Но для ветвей твоих и ночь - не потрясенье
в своей начальной тишине;
ты поработал, сад; пришло ли воскресенье,
покой дарующее мне?
Кто, как не праведник, быть пастырем способен?
Мой мир, быть может, на заре
на яблоне твоей сам яблоку подобен,
и я в прозрачной кожуре.
6
Набрасывая сад едва,
как мантию, себе на плечи;
не чувствуешь ли ты, что каждой встречей
с твоей стопой обласкана трава?
Сад на прогулках манит и пленяет,
растущее являя торжество,
и ускользая, он переполняет
твое медлительное существо,
С тобою книга целый день;
блуждает взор среди враждебных следствий;
как в зеркало, ты смотришь в тень
с причудливой игрою соответствий.
7
Счастливый сад, в твоем целебном рвенье
улучшил ты сокровище плода,
продлив неуловимое мгновенье,
в котором даже вечность молода.
Прекрасный труд, великолепный строй
ветвей, чьи зачарованы изгибы,
в конце концов, летучие, могли бы
воздушный обрести покой.
Мой сад, мы братья. Разве что ни миг
у нас не те же самые тревоги?
Один и тот же ветер нас настиг,
и мы с тобой нежны и строги.
8
Наши предки тоже в нас,
ряд восторгов и агоний,
упоение погоней
и конечный мертвый час
перед гаснущим огнем;
остаются нам пустоты,
безнадежные оплоты,
где мы с мертвыми живем.
Мы пристанище для жен;
та приходит и другая,
пьесою пренебрегая;
в перерыве свет зажжен,
подтвердив, что, кроме бед,
нет наряда и убора,
и для женщины опора
кровь другого в цвете лет.
Дети, дети, как назвать
каждого, кто в нас внедрился
и при этом умудрился
вне судьбы существовать.
